Только поздней ночью люди стали выходить из убежища. Город изменился до неузнаваемости. Говорили, что такой страшной бомбежки Штутгарт еще не видывал. Чтобы собрать и пересчитать убитых, понадобится не один день. Горожане призраками бродили по темным улицам – среди развалин и трупов тех, кому повезло меньше. Завывание сирен прекратилось, его сменили стоны и плач.

После ухода Франки Джон большую часть времени сидел у окна. Думал о Пенелопе. Сейчас она переживает не за него, ее писем ждет другой мужчина. Джон представил, как человек в летной форме подносит к лицу конверт, вдыхает нежный аромат ее духов, – он и сам так раньше делал. После того последнего письма – уж его-то она точно не душила – Джон почти не вспоминал о бывшей жене. А теперь вспомнил, как они вместе над чем-то смеялись, как он ею гордился и как они занимались любовью. Горечь ушла, нужно будет повидаться с ней, сказать, что она поступила правильно. Когда-то счастье Пенелопы было для него важней всего на свете; хорошо бы, ее новый муж думал так же. Злиться на нее незачем. Он сам виноват, слишком часто его не было рядом. Джон знал: попрощаться по-доброму они не смогут. Вероятно, увидятся на каком-нибудь официальном приеме, обменяются взглядами с разных концов зала. А может, все-таки поговорят и пожелают друг другу счастья. Приятно на это надеяться.

Однако о чем бы он ни думал, мысли возвращались к Франке. Тщетно пытался он о ней не вспоминать; лицо девушки словно навсегда запечатлелось перед его мысленным взором. Было бы проще относиться к ней, как к завербованному агенту… но утром, проснувшись в холодном доме, он резко ощутил ее отсутствие.

Джон встал, заставил себя дойти до кухни. Его одолевали странные чувства – несомненно, результат долгого затворничества. Он и вправду не встречал таких женщин, как Франка. Расположение к ней – вполне естественно, она спасла ему жизнь. Честная, отважная и красивая девушка. И нечего винить себя за ненужные мысли, которые никак не получается прогнать. Не нарочно же он так хорошо помнит каждую черточку в ее лице.

Джон позавтракал сушеными фруктами, черствым хлебом, повидлом и отправился в гостиную. Его книга лежала на столике у камина, который еще нужно было разжечь. Он прикинул количество дров: хватит дня на три, а затем Франке придется их добывать. Неприятно, конечно, что девушке приходится этим заниматься, но она не жаловалась. Она вообще никогда не жаловалась. Несколько минут Джон потратил на разведение огня, а потом сел в кресло и перевел дух. Жаль, что он не в состоянии помогать по дому. От него больше хлопот, чем помощи.

Франке он свою волю не навязывал, сама захотела пойти. И была еще благодарна: она внесет вклад в борьбу с режимом, уничтожившим и ее семью, и любимую страну. Тогда откуда ощущение вины? Почему у него такое чувство, будто он послал ее прямо волку в пасть? Джон не сомневался, что она справится. В конце концов, нужно только подойти к человеку и сказать ему несколько слов.

Время шло к полудню. Джон так и сидел у огня, не раскрывая книгу. Снаружи светило солнце и звенела капель – началась оттепель. Он дотянулся до приемника, включил, поймал какую-то передачу. Судя по изысканному британскому акценту – диктор Би-би-си. У Джона были знакомые англичане; мало кто так разговаривал. Передавали сообщение о городах, накануне подвергшихся бомбардировкам. При слове «Штутгарт» у Джона внутри похолодело.

Гамбург и Кельн пострадали гораздо сильнее, но бомбардировку Штутгарта расценивали как более важное достижение. Сколько же там погибло? Выходит, он отправил Франку прямо на растерзание коалиции. Джона одолевали самые страшные мысли. Диктор равнодушно произносил фразы, каждая из которых отдавалась болью в его душе.

– Это же война, черт побери, – пробормотал Джон. – Она знала, на что идет.

Минуты тянулись, словно недели. Около пяти начало темнеть – и вдруг раздался звук отворяемой двери. Джон слышал, как Франка поставила лыжи. Он молчал. Наконец она появилась – с забинтованной головой. Бросила сумку на пол и, с трудом переставляя ноги, вошла в гостиную.

Джон подавил радостный порыв.

– Видели его? – спросил он.

– Видела. – Франка прошла в кухню, налила себе воды. – Когда мы встретились, началась бомбежка. Город чуть не весь сгорел.

– Вы ранены?

Франка потрогала бинт.

– Царапина. Могло быть хуже. Сотни погибших. Может, тысячи. Хан умер прямо на улице.

– Что?! Это точно?

– Я сама видела. Он умер при мне.

Почти без сил Франка упала в кресло.

Джон попытался собраться с мыслями. Хан погиб. Значит, его разработкам тоже конец. Однако, если нацисты все-таки продолжат искать путь к ядерному оружию, американцы не смогут их догнать.

– Так вы не ранены?

Франка покачала головой.

– Как все произошло? Вы с ним долго разговаривали?

– Несколько минут. Думаю, им двигали скорее личные интересы, чем политические убеждения. Ему важнее было закончить работу, чем отобрать ее у нацистов. По-моему, его вообще не интересовало, кому послужит результат. От американцев Хан надеялся получить необходимые ресурсы.

– И получил бы… Я слышал про бомбардировку. Рад, что вы живы. Расскажите подробно.

Франка рассказала все, начиная с того, как встретилась с ученым, и до момента его смерти.

– А что же с пленкой? – спросил Джон.

– Подождите минутку. – Франка вышла в ванную и вернулась с маленьким пластмассовым контейнером. Лицо у нее было мрачное.

Джон ухватился за костыли и начал подниматься, но Франка направилась к нему, и он сел.

– Вы ее нашли!

– Когда он умер, я пошла к нему домой.

Джон протянул руку, однако Франка только крепче сжала контейнер.

– Хан сообщил мне, что это за проект.

Джон откинулся на спинку кресла. На его лицо с правильными чертами ложился теплый отблеск огня.

– Я вам рассказал все, что знал сам. Я лишь исполнитель.

– Он работал над бомбой, которая может уничтожить целый город. Самое опасное оружие в истории человечества. – Франка еще сильнее сжала кулак.

– Я не знал, что это бомба. Мне было известно только, что его разработка изменит ход войны. Теперь нужно передать ее в руки союзников – пока нацисты не поняли, чем владеют. Если они изготовят бомбу раньше нас… Вы представляете, каких дел они могут натворить? Они применят ее без колебаний. Погибнут миллионы невинных людей.

– Миллионы невинных людей уже погибают. Я видела сама. Видела, что творят союзники с немецкими городами.

– Эта война – дело рук нацистов.